Хозяйственное освоение территории изначально определяется естественными условиями жизни и хозяйственной деятельностью людей, т. е. экологическим и ресурсным потенциалом ландшафта.
Расселение людей и хозяйственное освоение территории - две стороны, или два аспекта, единого исторического процесса. Традиционное представление об освоенности территории имеет односторонний, утилитарно-экономический характер, ему недостаёт учёта функций ландшафта, роли его экологического и ресурсного потенциала как необходимой первичной предпосылки для всякого освоения.
Наиболее общепринятым можно считать понятие о типе (виде) освоения, которое соответствует направлению хозяйственной деятельности или ведущей отрасли хозяйства - от самых экстенсивных форм (собирательство, охотничий промысел, пастбищное животноводство) до интенсивного земледелия и перерабатывающей индустрии. Хозяйственное освоение территории, как правило, в наибольшей мере связано с её производственно-ресурсным потенциалом, который далеко не всегда соответствует потенциалу экологическому. Размещение основных типов освоенности территории подчинено географическим закономерностям.
С типами освоения сопряжены типы использования земель (или территории). В этом понятии отражается способ использования ресурсного потенциала ландшафта, находящий своё конкретное выражение в характере угодий (природные кормовые, охотничьи, пахотные и т. д.).
Оценка уровня освоенности территории - сложная и дискуссионная проблема, к решению которой можно подходить с принципиально различных позиций. Оценка освоенности территории должна опираться на широкий спектр показателей, отражающих степень соответствия между хозяйственным использованием ландшафта и его естественным потенциалом. Главным критерием уровня или интенсивности освоения территории следует считать эффективность воспроизводства естественных ресурсов, а наиболее освоенными территориями - обрабатываемые площади, с применением технологий, позволяющих достичь максимальной продуктивности при наименьших затратах и минимальном экологическом ущербе. Соответствие всем трём условиям пока лишь можно представить себе лишь в идеале. В качестве некоторого приближения к такому идеалу можно рассматривать отдельные примеры высокопродуктивных . При оценке освоенности территории в региональных масштабах важнейшим признаком служит доля обрабатываемых земель в общей площади региона.
Как правило, в пределах ландшафта, а тем более геосистем мезо- и макрорегионального уровня наблюдается сочетание различных типов хозяйственного освоения и соответствующих им типов использования земель.
Современная освоенность территории, а точнее ландшафтов, есть результат и одновременно этап длительного исторического процесса взаимодействия населения с природной средой. Поэтому, анализу существующего положения вещей должен предшествовать историко-географический анализ территории.
Наиболее высокий уровень освоенности присущ ландшафтам степного Предкавказья и восточноевропейской лесостепи, которые приурочены к зоне экологического оптимума. Здесь наблюдается наивысшая распаханность - 60–70 %, абсолютно преобладающий фоновый тип освоенности - интенсивный земледельческий. В структуре сельского хозяйства существенное значение имеет также животноводство, но оно основывается не на использовании природных кормовых угодий, доля которых в общей площади не превышает 5–10 %, а на полевом кормодобывании. Высокая сельскохозяйственная освоенность сочетается со значительной плотностью населения и урбанизованностью, наличием промышленных очагов.
Относительно высокая освоенность и заселённость степей, которые относятся преимущественно к категории прекомфортных с относительно высоким экологическим потенциалом, обусловлена их значительным агроресурсным потенциалом - плодородием почв и повышенной теплообеспеченностью. Что касается водного дефицита, то с ним легче бороться, чем с недостатком тепла, используя транзитный сток, подземные воды, искусственное орошение. По уровню сельскохозяйственной освоенности степные ландшафты почти не уступают ландшафтам Предкавказья и восточноевропейской лесостепи. Распаханность здесь достигает здесь 50–70%, но вместе с тем повышается до 10–12% доля природных кормовых угодий. Очаги промышленности и урбанизации в степных ландшафтах распространены повсеместно, но неравномерно; в отдельных случаях (российская часть Донбасса) индустриальный тип освоения приобретает характер, близкий к фоновому.
По типу и уровню освоенности восточноевропейская зона широколиственных лесов близка к лесостепи. Распаханность несколько снижается, но обрабатываемые земли ещё занимают не менее 40–50% всей площади и сохраняют значение фонового типа использования. Вместе с тем увеличивается урбанизованность, возрастает доля индустриальных форм освоения. Остатки лесов (более или менее сильно нарушенных) занимают не более 20–30% площади, а чаще всего лишь 5–10%.
По мере увеличения дефицита тепла происходит довольно резкое сокращение уровня земледельческой освоенности ландшафтов и фоновое значение начинают приобретать иные, все более экстенсивные формы освоения и использования земель. Уже в ландшафтах восточноевропейской подтайги, расположенных в полосе относительно высокого экологического потенциала и близких к оптимальным условиям обитания, распаханность сокращается до 40–25%, а в южной тайге она в среднем близка к 12%. Сплошное земледельческое освоение постепенно переходит в очаговое, а фоновое значение приобретают лесные угодья, преимущественно малопродуктивные. От 30 до 50–60% общей площади приходится на сильно нарушенные и производные леса - результат длительного и нерационального лесопользования и выборочного, с низкой эффективностью, сельскохозяйственного освоения (значительные площади производных лесов образовались на месте заброшенных пашен и лугов). В то же время нельзя не отметить высокую урбанизованность и «насыщенность» территории объектами индустриального освоения (в том числе такими специфическими, как водохранилища).
Земледелие восточноевропейских среднетаёжных и, отчасти, южнотаёжных ландшафтов Сибири со средним уровнем экологического потенциала и гипокомфортными условиями проживания имеет очаговый характер. Участие обрабатываемых угодий в земельном фонде измеряется десятыми долями процента и лишь на Русской равнине несколько выше 1%. Земледелие ориентировано, в основном, на обслуживание , поскольку при недостатке тепла наиболее эффективными культурами оказываются кормовые травы. Главный тип освоения определяется наличием . Здесь располагаются основные лесосырьевые базы страны. Однако лесопромышленное освоение нельзя считать фоновым, так как оно имеет выборочный характер, диктуемый возможностями доступа к лесным массивам и транспортировки заготавливаемой древесины. Типичной для этих ландшафтов экстенсивной формой освоения следует считать охотничье-промысловую. Дисперсные, преимущественно мелкие и средние, промышленные очаги связаны, главным образом, с добычей и переработкой минерального сырья.
Ландшафты северной тайги, а на востоке также средней тайги имеют низкий экологический потенциал с резким недостатком тепла и малоблагоприятными (дискомфортными) условиями обитания. Значительная часть территории (в том числе с огромными болотными системами) практически остаётся неосвоенной. Низкая продуктивность лесов и их труднодоступность из-за неразвитости транспортной сети ограничивают лесопромышленное использование территории. Земледелие в открытом грунте возможно в особо благоприятных локальных местоположениях. Столь же локальный характер имеет использование пойменных лугов. Освоенность территории характеризуется традиционными экстенсивными отраслями - охотой и рыболовством, а в некоторых районах с лесным пастбищным оленеводством. Отдельные очаги промышленного освоения приурочены к месторождениям минеральных ресурсов.
Для ландшафтов Субарктики с их крайне низким экологическим потенциалом и условиями обитания, близкими к экстремальным, характерен экстенсивный характер освоения. Специфика традиционной формы освоения территории определяется здесь наличием природных кормовых угодий для пастбищного кочевого оленеводства. Главный тип использования земель, занимающий большую часть площади тундры и лесотундры, - естественные оленьи пастбища, подчинённое значение имеют охотничий промысел и рыболовство. Оленьи пастбища занимают до 70–80% площади, однако вследствие крайне низкой продуктивности эффективность их использования невелика. За последние десятилетия в хозяйственном освоении Субарктики всё более усиливается промышленнное направление, связанное с освоением минеральных ресурсов - нефти, газа, угля, цветных металлов. Расширение площадей земель, нарушенных добычей , в том числе открытыми горными разработками, приобретает региональное значение в субарктических ландшафтах Западной Сибири, в Большеземельской тундре, Норильском районе, на и др.
С развитием индустрии и урбанизации связаны специфические типы освоения и использования земель. Территория занимается под объекты, не имеющие аналогов в природном ландшафте. Это - населённые пункты с промышленными предприятиями, жилыми кварталами и объектами коммунального хозяйства, автомобильные дороги, нефте- и газопроводы, другие инженерные сооружения. Распространение территорий этого типа имеет очаговый характер, и по занимаемой площади (0,8% от всей территории страны) они не идут ни в какое сравнение с фоновыми типами использования земель. Однако, по интенсивности воздействия на ландшафты и на экологическую обстановку этот тип освоения территории значительно превосходит доиндустриальные формы освоения территории и является качественно иным.
Наиболее концентрированным и «комплексным» освоением территории характеризуются крупные города, при этом существует тенденция к образованию обширных городских агломераций и мегаполисов.
Освоение территории и формирование структуры культурного
Ландшафта
Освоение любой территории - сложный и во многом противоречивый процесс, контролируемый как природными, так и социальными факторами. Россия и ее необъятные просторы не составляют в этом смысле исключения: такие масштабные исторические явления, как первичное заселение территории и распашка земель, внутренняя колонизация и становление русской государственности, происходили па фоне непрерывно меняющихся природных условий, которые то благоприятствовали этим явлениям, то, наоборот, тормозили их развитие, иногда поворачивая вспять сам процесс освоения.
С позиций ландшафтного планирования основными результатами воздействия человека на природу можно считать, во-первых, распространение волн влияния человеческой деятельности в «море» дикой природы, во-вторых, постепенное накопление в ландшафте антропогенных черт, сопровождающееся переходом естественных ландшафтов в категорию антропогенно измененных, а зачем и собственно антропогенных ландшафтов.
Анализ исторических данных, материалов писцовых и межевых книг, старых картографических источников позволяет сделать вывод о неровном, волновом характере освоения пространства центра и севера Русской равнины
Роль естественных границ между освоенными сельскими мирами-макрокосмам и играли реки, крупные болотные или лесные массивы, причем многим волостным границам было суждено сохраниться до нашего времени в качестве рубежей культурного ландшафта, в настоящее время приобретающих важную роль в композиции экологического каркаса.
Декомпозиция природы осуществлялась вширь (раздвижениеграниц фрон-тира, освоение новых участков) и вглубь, внутрь, - путем детализации-корректировки свойств уже найденных, выделенных элементов ландшафта. Смысл декомпозиции в преодолении сложности иизбыточной информативности природы, в приведении хаоса в порядок, в борьбе с энтропией. Принцип простоты и итеративности диктовал первоначальную реализацию простых моделей освоения и последовательное их усложнение. Принцип полноты освоения определил последовательное (итеративное), но конечное в рамках данного хронотопа усложнение внутреннейструктуры КЛ.
Таким образом, развитие КЛ в пространстве дикой природы шло от простоты к полноте - как в смысле охвата участков, обойденных при первоначальном освоении (вторичная колонизация), так и в смысле итеративного познания и использования свойств отдельных элементов. Дальний дремучий лес, который когда-то служил лишь внешней защитой от набегов, становился угодьем для охоты исбора ягод; небольшое притеррасноеболотце осушалось и превращалосьв сенокос; родник, раскрывшийся в обрыве террасы, обустраивался и становился источником «живой» воды и т.д.
Неэлементарные объекты, ранее не использовавшиеся, подлежали дальнейшей декомпозиции: впервые освобожденное от леса поле, в пределах которого обнаруживался действующий тальвег, могло быть поделено на два с межой вдоль ручья, которая впоследствии зарастала кустарником. Также и лесной массив, попавший в устойчивое промысловое пользование, сначала делился на фрагменты охотничьими пути-ками и тропами, затем на его окраинах начинали выпасать скот, выбирать сухостой приисковыми рубками, а на освободившихся полянах косить траву. Следовательно, осваивая ландшафт, человек осуществлял последовательные действия, в течение десятилетий и даже веков разлагая сложную (и неявную!) природную структуру на фрагменты (более элементарные природные и измененные экосистемы) до тех пор, пока этот «анализ» не прекращался вследствие достигнутой устойчивости полученной модели состава КЛ либо по причине спада очередной волны освоения.
Итеративность декомпозиции ландшафта в ходе освоения придавала самому процессу освоения вариабельность, возможность пользоваться моделями различной детальности, углублять или сворачивать детализацию, когда к этому вынуждали обстоятельства. Отдаленное поле дополнялось временным жильем, легко превращавшимся в постоянное на подъеме волны освоения, или, наоборот, превращалось в пустошь на ее спаде.
В алгоритме декомпозиции освоения содержится (хотя может быть и не явлена наблюдателю)идеальная модель, продиктованная культурной средой данной конкретной эпохи освоения. Примером такой модели являются представления о «худой» и «доброй» земле, которые всегда конкретны, историчны и служат основанием деления при нарезке, т.е. классифицировании, общинных угольев. В этом обстоятельстве и заключена средовая роль культуры: территориальные мозаикиосвоения различных эпох не совпадают между собой в пространстве.
Другой неотъемлемойстороной процесса освоения, диалектически противоположной декомпозиции,было агрегирование мест в пространстве КЛ - установление отношений на заданном множестве элементов. Выделенные в ландшафте элементы не сохраняются и не функционируют в виде отдельных сущностей: поле, оставленное среди леса, быстро зарастает; дорога, ведущая в никуда, никем не используется; жилище, поставленное в невыгодном месте, забрасывается - элементы КЛ существуют только в своей неразрывной связи.
К агрегированию можно отнести постепенное укрупнение полей в сельском ландшафте России, где по склонам моренных холмов и песчаных камов в соответствии с гребне килевыми элементами тянулись мелкие, распахиваемые по водостоку «гоны» земли. Хозяйственное чутье земледельца подсказывало нецелесообразность объединения в одном контуре двух или трех участков пашни с резко различнымипочвенными условиями, поэтому подобная мел-кокон тур н ость, вообще говоря, являлась отражением своеобразной экологической нормы. Лишь по прошествии многих десятилетий, когда под воздействием эксплуатации агроландшафт терял естественнуюконтрастность (моделировалсярельеф, запахивались границы между почвенными разностями, делювиальные шлейфы спускались в ложбины между холмами), становилась возможной компоновка отдельных угодий в более крупные контуры - агрегирование элементов.
Способы агрегирования элементов КЛ в рамках конкретного хронотопа можно назвать (используя понятия системологии) пространственным конфи-
гуратором. Смена конфигуратора трансформировала структуру КЛ, изменяя такие ее параметры, как дисперсность, иерархию и людность поселений, площадь отдельной хозяйственной единицы, характер внешних и внутренних границ и многое другое.
Так, в пространственном плане апогей земледельческого освоения в центре Русской равнины был достигнут уже в конце XVI в., когда выставление починков и заимок, ведение работ по расчистке леса и образование новых деревень привели к появлению абсолютно максимального за всю историю России числа населенных пунктов. Подъем следующей волны освоения происходил уже в рамках иного хронотопа, характеризовавшегося ростом поместного и вотчинного землевладения, свертыванием крестьянской инициативы, закрепощением крестьян. Соответственно заработал новый пространственный конфигуратор, поэтому начавшееся возобновление захватывало иные урочища, а зарастающий лесом участок пашни мог и вовсе не вернуться в хозяйственный оборот. Например, проведенный по старым межевым картам анализ изменения характера использования ключевой территории Верхней Волги (Рыбная слобода - Коприно) по двум историческим периодам (1590-1595 гг. и 1625-1660 гг.) доказывает факт заболачивания и вторичного залесения многих уже распаханных участков, появление мельниц на водотоках, отмеченных в предыдущий период как ручьи, общее уменьшение селений с 68 до 38 и соответственно увеличение пустошей с 71 до 124. Этот пример хорошо иллюстрирует действие пространственного конфигуратора, отражающее сложное сочетание природной (общее увеличение увлажнения и возрастание водности рек, похолодание - «малый ледниковый период») и социальной обусловленности процесса освоения территории .
Агрегирование - это, безусловно, творческая сторона освоения и становления КЛ, придающая последнему эмерджентность, так как будучи объединенными, взаимодействующие элементы образуют систему, которая обладает не только внешней целостностью, но и внутренним естественным единством - органичностью, каковая бросается в глаза при знакомстве с этнически укорененным культурным ландшафтом любой страны.
1.3. Ландшафт как субъективная цель - методологические основания ландшафтного планирования
Предпринятый выше теоретический анализ культурного ландшафта как системы может показаться чрезмерно усложненным и даже избыточным с позиций практики ландшафтного планирования. Однако это не так. Именно сложность классификации и выделения элементов модели состава в КЛ во многом обусловила известную отстраненность ландшафтоведения от экологического планирования в регионах и слабую востребованность ландшафтных подходов в практике отраслевого природопользования .
Для экологической организации территории региона и экологического проектирования наиболее важна модель состава КЛ. В культурном ландшафте выделение элементов - частей модели состава - затруднено по ряду причин: во-первых, разным представлением исследователей об элементарности, во-вторых, целевым характером конкретных моделей и, следовательно, относительностью и условностью расчленения ландшафтной оболочки.
Между тем сложность операции выделения элементов состава системы не означает их отсутствия и уж тем более не доказывает нереальность самой си-
стемы. Одним из наименее измененных компонентов ландшафта является рельеф. Рельеф традиционно признавался каркасным компонентом в природных экосистемах, определяющим их внутреннюю морфологию (модель состава) и, более того, обоснованно рассматривался в качестве важнейшего фактора физи-ко-гео1рафической дифференциации, обусловливающего тренд развития почв, набор местопроизрастаний, местообитаний фауны, местоположений элементарных природно-территориальпых комплексов (ПТК) . Наконец, рельеф считается одним из главных признаков классификации земель, лежащем л основе их кадастровой опенки.
Рельеф - не просто каркасный, но и наиболее консервативный элемент ландшафта. В культурном ландшафте рельефу - пространственному ресурсу, операционному базису деятельности человека . Однако следует подчеркнуть, что экологическим исследованиям и разработкам в этом плане присущи два недостатка:
1) максимизация критерия оптимальности часто отождествляется с целью;
2) не задаются все необходимые ограничения, что чревато возможностью одно
временно с максимизацией основного критерия получить непредвиденные и нежела
тельные сопутствующие эффекты.
Подобные подходы с не выявленной проблематикой, отсутствием понимания истоков кризиса, пограничных сфер деятельности и необходимости достижения различных целей чреваты пагубными последствиями: невыполнение дополнительных целей может сделать ненужным или даже вредным достижение основной. В этом смысле ландшафтное планирование - инструмент, которым следует пользоваться с величайшей осторожностью. К этой мысли мы еще неоднократно будет возвращаться.
Главная трудность выявления цели ландшафтного планирования связана с тем фактом, что цели являются как бы антиподом проблемы. Описанная многократно ситуация экологического кризиса может быть определена на языке общей теории систем как проблемная ситуация. Вслед за Б. И. Кочуровым мы
понимаем экологическую проблему как негативное изменение свойств ландшафтов, вызывающих
ухудшение условий жизни и здоровья людей: истощение или
потерю природных ресурсов и другой ущерб хозяйству, нарушение генофонда и целостности ландшафтов. В свою очередь, экологическая ситуация - это территориальное сочетание различных условий и факторов, пространственно-временное сочетание экологических проблем» }