ВСТУПЛЕНИЕ
История Ганса Касторпа, которую мы хотим здесь рассказать, - отнюдь не ради него (поскольку читатель в его лице познакомится лишь с самым
обыкновенным, хотя и приятным молодым человеком), - излагается ради самой этой истории, ибо она кажется нам в высокой степени достойной
описания (причем, к чести Ганса Касторпа, следует отметить, что это именно его история, а ведь не с любым и каждым человеком может
случиться история). Так вот: эта история произошла много времени назад, она, так сказать, уже покрылась благородной ржавчиной старины, и
повествование о ней должно, разумеется, вестись в формах давно прошедшего.
Для истории это не такой уж большой недостаток, скорее даже преимущество, ибо любая история должна быть прошлым, и чем более она -
прошлое, тем лучше и для ее особенностей как истории и для рассказчика, который бормочет свои заклинания над прошедшими временами; однако
приходится признать, что она, так же как в нашу эпоху и сами люди, особенно же рассказчики историй, гораздо старее своих лет, ее возраст
измеряется не протекшими днями, и бремя ее годов - не числом обращений земли вокруг солнца; словом, она обязана степенью своей давности не
самому времени; отметим, что в этих словах мы даем мимоходом намек и указание на сомнительность и своеобразную двойственность той
загадочной стихии, которая зовется временем.
Однако, не желая искусственно затемнять вопрос, по существу совершенно ясный, скажем следующее: особая давность нашей истории зависит еще
и от того, что она происходит на некоем рубеже и перед поворотом, глубоко расщепившим нашу жизнь и сознание... Она происходит, или, чтобы
избежать всяких форм настоящего, скажем, происходила, произошла некогда, когда-то, в стародавние времена, в дни перед великой войной, с
началом которой началось столь многое, что потом оно уже и не переставало начинаться. Итак, она происходит перед тем поворотом, правда
незадолго до него; но разве характер давности какой-нибудь истории не становится тем глубже, совершеннее и сказочнее, чем ближе она к этому
"перед тем"? Кроме того, наша история, быть может, и по своей внутренней природе не лишена некоторой связи со сказкой.
Мы будем описывать ее во всех подробностях, точно и обстоятельно, - ибо когда же время при изложении какой-нибудь истории летело или
тянулось по подсказке пространства и времени, которые нужны для ее развертывания? Не опасаясь упрека в педантизме, мы скорее склонны
утверждать, что лишь основательность может быть занимательной.
Следовательно, одним махом рассказчик с историей Ганса не справится. Семи дней недели на нее не хватит, не хватит и семи месяцев. Самое
лучшее - и не стараться уяснить себе заранее, сколько именно пройдет земного времени, пока она будет держать его в своих тенетах. Семи лет,
даст бог, все же не понадобится.
Итак, мы начинаем.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПРИЕЗД
В самый разгар лета один ничем не примечательный молодой человек отправился из Гамбурга, своего родного города, в Давос, в кантоне
Граубюнден. Он ехал туда на три недели - погостить.
Из Гамбурга в Давос - путь не близкий, и даже очень не близкий, если едешь на столь короткий срок. Путь этот ведет через несколько
самостоятельных земель, то вверх, то вниз. С южногерманского плоскогорья нужно спуститься на берег Швабского моря{9}, потом плыть пароходом
по его вздымающимся волнам, над безднами, которые долго считались неисследимыми.
Однако затем путешествие, которое началось с большим размахом и шло по прямым линиям, становится прерывистым, с частыми остановками и
всякими сложностями: в местечке Роршах, уже на швейцарской территории, снова садишься в поезд, но доезжаешь только до Ландкварта, маленькой
альпийской станции, где опять надо пересаживаться.
Прочитав роман Томаса Манна , немедленно захотел посмотреть фильм, чтобы сравнить образы и заново пережить впечатления, но под другим "соусом". Попался фильм "Der Zauberberg" , снятый Гансом В. Гайссендёрфером в 1982 году. К нему был сделан русский дубляж, так что к просмотру готовился с предвкушением.
Забегая вперед сразу скажу, что трех-минутный трейлер фильма сразу рассказывает о всем фильме - никакой загадки для просмотра не оставляет. Поэтому, если вы найдете 3 часа (столько длятся 3 части), то не запускайте этот ролик.
Здесь нам представлены все основные персонажи романа: Ганс Касторп, его двоюродный брат Иоахим, итальянец Сеттембрини, иезуит Нафта, русская мадам Шоша, гофрат Беренс, доктор Кроковски и господин Пеперкорн. Неудивительно, что образы части персонажей оказались не такими, какими я их себе представлял, читая книгу. Особенно это касается гофрата Беренса (почему-то у меня он был похож на Дмитрия Назарова), русской мадам Шоша, итальянца Сеттембрини и голландца Пеперкорна.
Фильм довольно неплохо показывает виды сцен, в которых происходят основные сюжетные действия. Завораживающие своей снежной красотой Альпы, санаторий Бергхоф с его балкончиками для воздушных процедур, гремящие водопады. В общем, декораторам и костюмерам можно поставить твердую пятерку.
Теперь собственно о фильме. Он совершенно не удался. Не читая книгу понять многие сюжетные повороты вообще невозможно. Идут кадры из детства Ганса, где он сидит на уроке рисования и просит у Хиппе одолжить карандаш. Режиссер не объясняет зачем Ганс идет к Хиппе, откуда к нему такой интерес. В принципе, можно было не снимать эту сцену - без книги она ничего не поясняет. И таких сцен в фильме чуть больше чем половина. На прогулке мимо Ганса и Иоахима пробегает "Союз однолегочных" - подсмеивание над Касторпом выпадает; Ганс вертится вокруг патефона - непонятно зачем; Пеперкорн что-то кричит в одиночестве у водопада и внезапно себя убивает.
Помимо сцен, которые можно было смело не снимать, поскольку их смысл из фильма неясен, есть еще одна деталь. Фактически ни одно из философских рассуждений Томаса Манна не нашло своего отражения или было искажено до неузнаваемости: течение времени; азиатские глаза, манившие Ганса Касторпа; вылазка Ганса в Альпы, чтобы столкнуться лицом к лицу с необузданной стихией природы; взаимоотношения с Пеперкорном; увлечение чудом техники - патефоном; демон Тупоумия.
В итоге, человеку, не читавшему роман "Волшебная гора", этот австрийско-немецкий фильм строго не рекомендуется к просмотру. В фильме не содержится ничего, кроме общей сюжетной последовательности событий. Все самое ценное осталось в книге. А вот тем, кто книгу уже прочел и хочет знать дальнейшую судьбу Ганса Касторпа, дам ссылку на Миядзаки
Роман «Волшебная гора» вырос из сатирической повести, которую Томас Манн решил написать после посещения одного из санаториев Давоса, где в то время лечилась его супруга Катя. Основной идеей произведения должно было стать высмеивание человеческой неприспособленности к реальной жизни и, как следствие, бегство личности в болезнь. Работа над «Волшебной горой» была начата в 1912-м году, прервана Первой мировой войной и вновь возобновлена в 1920-м. Двухтомный роман был выпущен в 1924-м году издательством С. Фишер.
Первоначальная идея осталась в «Волшебной горе» в образе главного героя – двадцатидвухлетнего инженера Ганса Касторпа, приехавшего в санаторий «Берггоф», чтобы навестить своего двоюродного брата – больного туберкулёзом Иоахима Цимсена. Незаметно для молодого человека трёхнедельный отпуск превращается в семилетний период лечения небольших «влажных очажков» . Воспитанный двоюродным дедом Ганс Касторп рисуется автором как «простак» , склонный скорее к ничегонеделанию, чем к труду. Приличная рента, оставшаяся после смерти родителей, и «уважительная причина» в виде болезни, открывают перед главным героем уникальную возможность быть тем, кто он есть, - то есть никем: человеком, живущим по строго заведённому порядку, вкусно кушающим, влюбляющимся, развлекающимся и учащимся.
В жанровом плане «Волшебная гора» обращается не только к сатирическому началу, но и сочетает в себе черты психологического (размышления о влечении человека к смерти, подробные описания любовных переживаний главного героя и т.п.), бытового (внимание к деталям, рассказ об устройстве жизни санатория «Берггоф»), исторического (рассуждения героев о политике, о судьбах Европы начала XX века, упоминание о Первой мировой войне), философского (проблема времени, жизни и смерти, здоровья и болезни, хорошего и плохого) и романа-воспитания (Ганс Касторп как ученик в восприятии либералиста-масона Сеттимбрини и иезуита-консерватора Нафты).
- время романа: по мнению автора, это и реальное время, за которое прочитывается текст, и художественное время, имеющее практически безграничные возможности (останавливаться, растягиваться, сжиматься, прерываться и т.п.);
- историческое время (передача примет эпохи, упоминание тех или иных исторических событий);
- время как физическая субстанция и характеристика предметного мира.
Томас Манн исследует время через внутреннее восприятие его человеком. В романе время соотносится с пространством: как и большое расстояние, так и продолжительное время, позволяет Гансу Касторпу отрешиться от привычных связей и погрузиться в новое для него место, общество и состояние. «Санаторное» («больничное» ) время противопоставляется в «Волшебной горе» «равнинному» (жизненному ) времени здорового человека: по мнению Иоахима Цимсена, время в «Берггофе» «и летит, и тянется» , но преимущественно «стоит на месте» . Связано это с тем, что жизнь в горах застывает в своих постоянно повторяющихся событиях (приёмах пищи, лежании на воздухе, осмотре врачей и т.п.), в то время как «там внизу жизнь приносит за год столько перемен» (мнение фрау Штер). Для выпившего Ганса Касторпа время и вовсе перестаёт существовать, в трезвом же состоянии он меряет его через те радости, которые даются ему жизнью в течение дня – к примеру, курением любимой сигары.
Попытка осмыслить время (допустим, при измерении температуры) замедляет ход минут, между тем, как время, проведённое без размышлений о нём, «проносится просто мгновенно» (семь дней в «Берггофе»). Рассуждая о времени, Ганс Касторп, во-первых, отказывает ему в определении «сущности» , а, во-вторых, возводит его в ранг субъективных величин: «Если оно человеку кажется долгим, значит оно долгое, а если коротким, так оно короткое, а насколько оно долгое или короткое в действительности – этого никто не знает» . Измерение времени через пространство (движение стрелки по циферблату), по мнению главного героя, не имеет смысла, поскольку всё то же пространство никак нельзя измерить временем: к примеру, реальный путь из Гамбурга до Давоса занимает двадцать часов поездом, гораздо больше времени – пешком и меньше секунды в мыслях.
Наполненность или пустота времени, только на первый взгляд, сказываются на его восприятии человеком: распространённое мнение, что интересные события убыстряют время, а скучные – задерживают, касается только небольших величин; большое количество пустого времени имеет обыкновение проноситься быстро, а заполненного впечатлениями – тянутся невероятно медленно. Убыстрение времени может быть связано и с ожиданием чего-то важного человеком: к примеру, Ганс Касторп, ждущий очередной воскресной встречи со своей возлюбленной в месте раздачи почты, «проглатывает» неделю, подобного обжоре, который ест, не замечая ценности пищи.
Тема любви в романе связана с образом молодой русской пациентки Клавдии Шоша, в которую влюбляется не только главный герой, но и другие больные. Сама же девушка выбирает в свои временные спутники богатого кофейного плантатора – голландца Питера Пеперкорна. Последний воплощает в своём образе идею гедонизма: страдающий от тропической лихорадки Пеперкорн даже в болезни строит свою жизнь так, чтобы получать от неё удовольствие – он вкусно ест, много пьёт, радуется всем без исключения людям и любит всем своим существом.
Итальянский литератор Лодовико Сеттимбрини соотносится в «Волшебной горе» со свободой, революцией, стремлением к обновлению мироустройства. Его идейный противник – консерватор Нафта, напротив, стоит на позиции незыблемости традиционных ценностей. Вместе они представляют собой Разум и являются антагонистами Питера Пеперкорна и Клавдии Шоша, являющимися выражением Чувственного начала жизни. Ганс Касторп не принадлежит ни к одной из сторон: он стремится к познанию, но ни одна из услышанных идей не захватывает его слишком глубоко; он влюбляется в прелестную женщину, но она почти не отвечает ему взаимностью. Со временем главным героем, как и большинством пациентов санатория, овладевает «демон тупоумия» , справиться с которым оказывается под силу только Войне, вырывающей его на равнину и бросающей в самую гущу жизни и смерти.
Глава 1
В самый разгар лета молодой человек отправляется из Гамбурга в Давос, погостить три недели в интернациональном санатории «Берггоф». В горах его встречает двоюродный брат – Иоахим Цимсен. Гансу Касторпу выделяют тридцать четвёртую комнату, в которой два дня назад умерла одна американка. Вечером братья ужинают. Иоахим представляет Ганса доктору Кроковскому.
Глава 2
Ганс Касторп рано потерял родителей. Полтора года после их смерти он прожил с дедом. Потом его опекуном стал двоюродный дед (дядя матери) – консул Тинапель. Выросший утончённым человеком Ганс Касторп не был лишён тяги к грубым радостям существования – хорошей еде, одежде, сигарам. Одно время ему нравилось рисовать корабли, но полуголодное существование художника никогда не прельщало героя. Ганс Касторп уважительно относился к труду, но ничегонеделание было для него более естественным. К 22 годам молодой человек уже успел проучиться несколько семестров в трёх политехнических учебных заведениях и предполагал стать инженером. Главные экзамены сильно вымотали его. Доктор Хейдекинд посоветовал Гансу провести пару-другую недель в высокогорной местности.
Глава 3
Утром Ганс Касторп слышит, как соседствующая с ним русская пара предаётся любовным утехам. Вместе с Иоахимом он завтракает в зале, обставленном в стиле модерн, знакомится с обитателями санатория и его главой – гофратом Беренсом. На прогулке Ганс встречает компанию молодых людей с пневомтораксами – газом, закачанным в поражённое лёгкое для его заживления. Иоахим знакомит кузена с итальянским литератором Сеттембрини.
После прогулки братья лежат на воздухе. Иоахим измеряет температуру. Ганс рассуждает о сущности времени. Перед обедом герои спускаются вниз, в курортную деревню. Ганс ощущает сильное сердцебиение и усталость.
Во время обеда молодой человек замечает, что больные с огромным аппетитом поглощают пищу. Герою наконец-то удаётся узнать, кто так громко хлопает дверью каждый раз, когда входит в столовую. Виновницей шума оказывается молодая рыжеволосая девушка – мадам Шоша, сидящая за «хорошим» русским столом.
Лёжа в шезлонге после обеда, Ганс слышит, как на общей террасе молодой господин Альбин пугает дам в начале ножом, а затем револьвером, который он держит для того, чтобы убить себя, когда поймёт, что лечение бессмысленно.
К вечеру (после чая, очередной прогулки, лежания в шезлонге и ужина) Ганс Касторп чувствует себя окончательно вымотанным. Перед сном он проводит время в кругу пациентов, разговаривает с Сеттембрини. Ночью герой никак не может заснуть, а когда, наконец, забывается, ему снятся сумбурные и ужасные сны.
Глава 4
На третий день пребывания Ганса в «Берггофе» курортную долину покрывает снег. Иоахим объясняет брату, что времена года в горах практически ничем не отличаются друг от друга: снег идёт с августа по май, а зимой может наступить внезапная оттепель. После второго завтрака кузены отправляются вниз за одеялами для Ганса. Возвращаюсь назад, они встречают Сеттимбрини. Итальянец оспаривает точку зрения Ганса о том, что глупость и болезнь несовместимы.
В воскресенье в санатории звучит музыка, русские уезжают кататься. В понедельник Ганс Касторп, желая вырваться из привычного круга жизни, совершает самостоятельную прогулку в горы, где у него открывается сильное кровотечение из носа. Лёжа на скамейке, герой вспоминает свою юношескую любовь – Пшибыслава Хиппе и понимает, что мадам Шоша очень похожа на него. В одиннадцать часов начинается лекция доктора Кроковского. Медицинские рассуждения о любви Ганс слушает, сидя рядом с мадам Шоша.
Во вторник герой оплачивает счёт за первую неделю пребывания в санатории. От Иоахима он узнаёт, что гофрат Беренс и сам, возможно, является таким же больным, как и все остальные.
После прогулки в горы у Ганса Касторпа начинает трястись голова. Соседка по столу – учительница, фрейлин Энгельгарт замечает его интерес к мадам Шоша. Она начинает подтрунивать над Гансом и становится его сообщницей в любовных переживаниях.
Ганс Касторп старается поймать взгляд Клавдии (так зовут мадам Шоша) за столом и подстраивает случайные встречи с ней в коридоре.
Лодовико Сеттимбрини изводит братьев разговорами о всеобщем равенстве и братстве.
Ганс Касторп высчитает, что пребывание в санатории обходится каждому больному в двенадцать тысяч франков в год, а его ежегодный доход составляет около девятнадцати тысяч.
К концу третьей недели пребывания в «Берггофе» герой простужается. На осмотре гофрат Беренс находит у Ганса шумы и хрипы в одном из лёгких и предлагает ему остаться в санатории для лечения.
Глава 5
Ганс Касторп соблюдает постельный режим. В течение дня его навещает Иоахим. Как-то раз к нему в номер заходит Сеттимбрини. Итальянец рассказывает герою историю об одной даме, которая плохо почувствовала себя в «Берггофе» именно из-за климата. Он предостерегает Ганса от привыкания к здешнему образу жизни и отказу от возвращения в привычный мир здоровых людей.
Через три недели Гансу разрешают встать. От фрейлин Энгельгарт он узнаёт о том, что по вечерам Клавдию навещает её соотечественник, а гофрат Беренс пишет её портрет. Сам Ганс замечает, что один из пациентов санатория – тридцатилетний мангеймец постоянно буравит мадам Шоша взглядом.
В очереди на рентген Клавдия разговаривает с Иоахимом. Ганс Касторп видит в этом хороший знак. В октябре он пишет родственникам о том, что болен и ему придётся задержаться в «Берггофе».
Ганс Касторп всё больше влюбляется в Клавдию Шоша. Он оказывает ей мелкие знаки внимания. Иногда между героями происходят незримые размолвки. Постепенно они начинают обмениваться друг с другом отдельными словами и приветствиями. Ганс не старается скрыть от окружающих своё чувство – напротив, он делает всё для того, чтобы его влюблённость заметили.
Сеттимбрини рассказывает Гансу о деятельности «Лиги содействия прогрессу» и об их стремлении описать и классифицировать человеческие горести в рамках многотомного издания «Социология страданий». Лодовико поручают работу над литературным томом, в котором он должен будет исследовать все возможные конфликты, встречающиеся в книгах. Итальянец говорит, что он сможет работать и в горах, а вот профессия Ганса Касторпа предполагает активную деятельность внизу, поэтому ему следует уехать из санатория, пока он ещё не пустил здесь корни.
Как-то раз братья встречают в саду гофрата Беренса. Ганс напрашивается к нему в гости с целью увидеть портрет мадам Шоша.
В ноябре в горы приходит зима. «Берггоф» погружается в ожидание Рождества. Ганс Касторп начинает интересоваться анатомией. Шесть предпраздничных недель пролетают как один миг.
После Рождества, которое в санатории празднуют весело и с подарками, умирает аристократ-австриец. Пациенты предпочитают не говорить об этом, и только Ганс Касторп с Иоахимом наносят визит вдове покойного.
Ганс Касторп решает проявлять больше внимания к лежачим и умирающим больным. Он посылает горшок с цветами молодой девушке Лейле Гернгросс и тяжелобольному Фрицу Ротбейну и навещает их вместе с Иоахимом. Фриц умирает через несколько дней, Лейла чуть позже.
Гофрат Беренс одобряет начинание Ганса и знакомит его с другими «лёгочными свистунчиками в клетках». По просьбе доктора братья начинают опекать живущую в дешёвом пансионе Карен Карстед. Они водят больную на каток и в кинотеатр, гуляют с ней по курортным улицам, как-то раз совершают прогулку на Деревенское кладбище.
На карнавальной неделе Ганс Касторп просит у Клавдии карандаш, чтобы принять участие в весёлой забаве по рисованию свинки с закрытыми глазами. Просьба перерастает в непринуждённую беседу на французском языке и лёгкий флирт. Ганс Касторп признаётся Клавдии в любви. Мадам Шоша говорит своему поклоннику о предстоящем отъезде.
Глава 6
Клавдия обещает Гансу вернуться в «Берггоф» и дарит на память о себе рентгеновский снимок лёгких.
Обидевшийся на непослушание Ганса Сеттимбрини несколько недель не общается с юношей. На Пасху он прощается с братьями, говоря, что после постановки «пожизненного» диагноза, решил покинуть санаторий и разместиться в деревне, сняв квартиру у дамского портного Лукачека.
Весной в «Берггофе» начинаются самовольные отъезды. Иоахим замечает, что Ганс посещает доктора Кроковского, увлекается ботаникой и астрономией. Как-то раз на прогулке в долине братья встречают Сеттимбрини, который с неохотой представляет их своему спутнику – профессору древних языков Нафте. Вчетвером герои спорят о важности трудового и созерцательного начала, о необходимости войны для оздоровления общества.
Через год своего пребывания в горах Ганс Касторп делает вывод о том, что он относится к разряду тех людей, которым никогда не удастся акклиматизироваться в «Берггофе».
Братья наносят визит Нафте. Профессор спорит с Сеттимбрини о важности христианской морали и террора для гармоничного развития общества. Итальянец уводит молодых людей к себе в гости – в каморку под крышей и предостерегает их от разрушительного духовного воздействия Нафты, оказавшегося членом ордена иезуитов.
В начале сентября Иоахим извещает гофрата Беренса о своём отъезде. Разозлённый доктор говорит Гансу Касторпу, что он – здоров и может покинуть санаторий вместе с братом, но молодой человек решает остаться.
Через несколько месяцев после отъезда Иоахима Ганса пересаживают за другой стол, на место Сеттимбрини. Влюблённый в мадам Шоша мангеймец Фердинанд Везаль завязывает с ним дружбу. Джемс Тинапель навещает племянника в «Берггофе». Консул пытается вырвать Ганса из безмятежной санаторной жизни, но терпит неудачу и сбегает, никому ничего не сказав, испугавшись того, что может остаться здесь навеки.
Отец Лео Нафты – Элия был раввином. Его распяли после загадочной смерти двух христианских детей. Кончина матери открыла для Лейбе (так звали Нафту раньше) возможность выбора своего жизненного пути, который определила встреча с католическим священником – Унтерпертингером. Лейбе крестился и поселился в пансионе «Утренняя звезда». Болезнь не дала ему шанса стать настоящим иезуитом. Нафту отправили в горы, предоставив ему место преподавателя в одном из учебных заведений Давоса.
Ганс Касторп, Сеттимбрини, Нафта, Везаль и Ферге проводят время в совместных прогулках и беседах.
Вторая зима в «Берггофе» оказывается очень снежной. Ганс Касторп в тайне от докторов начинает кататься на лыжах. Как-то раз он попадает в снежную пургу и чуть не погибает в горах.
В конце июля в санаторий возвращается Иоахим. Вместе с ним приезжает его мать – Луиза Цимсен. Двоюродный брат передаёт Гансу привет от мадам Шоша, собирающейся осенью в Испанию, а зимой – в «Берггоф».
От Нафты Ганс Касторп узнаёт о том, что Сеттимбрини – масон.
Осенью у Иоахима находят туберкулёз гортани. Перед смертью он впервые позволяет себе беседу с любимой девушкой, длительное время бывшей его соседкой по столу – пышногрудой Марусей. Иоахим умирает в своей постели в присутствии матери и брата.
Глава 7
В Рождественский пост в «Берггоф» возвращается Клавдия Шоша. Её сопровождает мингер Питер Пеперкорн – голландец с Явы, богатый кофейный плантатор. Ганс Касторп ведёт себя с Клавдией вежливо и отстранённо, но внутри сгорает от злости. Через несколько недель после возвращения мадам Шоша заводит с героем разговором и знакомит его с Пеперкорном. Вместе с другими обитателями санатория Клавдия, Питер и Ганс шесть часов играют в карты, пьют вино, лакомятся разнообразными блюдами.
Между Гансом Касторпом и мингером Пеперкорном устанавливаются дружеские отношения, основанные на взаимной симпатии. Яркая индивидуальность голландца вызывает в молодом человеке чувство искреннего восхищения.
Ганс Касторп вводит Пеперкорна и мадам Шоша в круг своих знакомых гуманистов – Сеттимбрини, Нафты, Ферге и Везаля. В одном из разговоров один на один Клавдия рассказывает герою о том, что находится рядом с голландцем в силу его огромной любви к ней. Она предлагает молодому человеку заключить дружеский союз ради Пеперкорна, личность которого временами вызывает у неё страх и трепет, и закрепляет новые отношения с Гансом поцелуем в губы.
В одной из частных бесед Пеперкорн прямо спрашивает у Ганса о том, любит ли он мадам Шоша. Молодой человек без утайки рассказывает обо всём. Голландец предлагает ему заключить дружеский союз из любви к Клавдии.
Мингер Пеперкорн умирает от внезапного кровоизлияния после поездки на водопад в Флюэлатальском лесу. Гофрат Беренс констатирует, что голландец совершил самоубийство.
Чтобы удержать Ганса Касторпа от самовольного отъезда, Беренс говорит ему об излечении, а колебания температуры объясняет наличием в организме стрептококков, избавиться от которых можно за несколько месяцев. Лечение оказывается безрезультатным. Герой вновь погружается в бесцельные занятия, поддаваясь «демону тупоумия».
Администрация санатория покупает для больных граммофон. Ганс Касторп берёт в свои руки управление музыкальным аппаратом. Ночью он тайком слушает пластинки и окончательно влюбляется в волшебство музыки. Особенно близка ему становится опера «Аида».
С годами лекции доктора Кроковского становятся более мистическими. Он рассуждает о гипнозе, телепатии и вещих снах. Девятнадцатилетняя датчанка Элли Бранд оказывается носительницей необычных способностей – она общается с духом юноши по имени Холгер, который рассказывает ей о том, что думают другие люди. На спиритическом сеансе пациентам санатория удаётся узнать, что невидимый друг Элли при жизни был поэтом. На сеансе, устроенном доктором Кроковским, Холгер показывает Гансу Ксторпу дух Иоахима.
Тридцатилетний антисемит коммерсант Видеман погружает «Берггоф» в состояние ссор и раздоров.
Спустя годы Сеттимбрини и Нафта начинают чувствовать себя всё хуже и хуже, но даже это не удерживает их от бесконечных споров и дуэли, на которую иезуит вызывает масона. Сеттимбрини стреляет в воздух. Нафта обвиняет его в трусости и убивает себя выстрелом в висок.
Ганс Касторп прожил в «Берггофе» семь лет. За это время умер его двоюродный дед и воспитатель – консул Тинапель. Из санатория молодого человека «вырвала» Первая мировая война. Последний раз читатель встречается с Гансом Касторпом на поле боя.
Оценил книгу
На самое любимое труднее всего писать отзывы. Как рецензировать то, что так близко сердцу и уму? Как рассказывать о том, что стало своим на долгие годы, может быть, на всю жизнь?
Очень долго после того, как для меня закончилось долгое, прекрасное, умное, восхитительное, глубокое, интересное, философское, историческое, провидческое, ироническое, серьезное, классическое, модернистское, романтическое, изумительное повествование гениального Томаса Манна, я искала нечто похожее.
Искала и не находила, пока не узнала о долгом, прекрасном, философском "Человеке без свойств" и немного смирилась с окончанием "Волшебной Горы".
Есть книги, которые не должны заканчиваться. Есть книги, которые должны быть огромными, есть истории, которые должны быть длинными, есть проблемы, которые интересно обсуждать и анализировать долго, есть рассказчики, которых хочется слушать без конца.
И Томасу Манну ой как есть что рассказать. История туберкулезной лечебницы в Швейцарских горах. История Ганса Касторпа, чудесного юного Ганса, этого пытливого и несколько наивного наблюдателя, честного и правдивого, порой слегка восторженного наблюдателя, глазами которого мы видим других ярких персонажей романа.
История культуры, история религии, история человечества.
У этого блестящего романа возможно так много прочтений. Выросшее из иронической аллегории, когда Манн наблюдал за жизнью реального швейцарского санатория, в котором короткое время находилась его жена, повествование превратилось в мощнейшее философское исследование жизненных основ, в изумительно тонкий психологический анализ разных типов человеческого характера и человеческих отношений, в увлекательный экскурс в историю религии и историю вообще.
Образ Европы накануне Первой Мировой. Прекрасный мир, который вот вот исчезнет.
Манн пишет блестяще, его язык изумителен, его идеи интересны и сильны, его выводы мощны, честны и для меня абсолютно правдивы, его рассказ увлекает, его философские рассуждения приводят меня в восторг.
Для меня Томас Манн - это совершенный писатель. А "Волшебная Гора" - совершенное произведение.
Оценил книгу
Чтение "Волшебной горы" Томаса Манна - занятие, если можно так выразиться, устаревшее. "Волшебная гора", на мой личный взгляд, просто не терпит спешки, не терпит электронного ридера, чтения урывками в метро или в очереди. Сама ткань книги сопротивляется такому кощунственному отношению, всем существом бунтует против него - и смысл почти тут же начинает ускользать, как бьющаяся в руках рыба, и приходится перечитывать уже дома, в спокойной обстановке, уделив книге как минимум два часа своего времени, отключившись от всего мира, иначе получить от нее всю полноту удовольствия невозможно. "Волшебная гора" - в высшей степени своенравная книга, если слово "своенравный" вообще можно применить к неживому предмету.
Наверное, именно поэтому два долгих года к "Волшебной горе" я не обращался - не было возможности на много часов выпасть из этого современного ритма. Но рано или поздно приходит время для каждого момента в жизни, так пришел и момент, когда я отправился вместе с Гансом Касторпом наверх - в абсолютное чарующее безвременье.
Особенность "Волшебной горы" в ее всесторонней, целостной полноте на всех уровнях восприятия. Мне часто встречаются книги, чарующие своей канвой, построением, общим замыслом. Еще чаще - книги, восхищающие своими деталями, моментами, чертами. Иногда - книги, сочетающие в себе эти два пласта и тянущиеся к более высокому уровню, к самой жизни - и достигающие этой цели на энное количество процентов. И до невероятия редко - книги-в-себе, отдельный слой реальности, в котором есть и то, и другое в самой что ни есть полной мере. К числу этих подследних и принадлежит "Волшебная гора".
Об общем и частностях "Волшебной горы" можно говорить очень долго - да лучше и не говорить вовсе, а просто взять и окунуться в нее. Я же отмечу одну показавшуюся мне интересной особенность "Волшебной горы", которая почему-то на удивление сильно бросилась мне в глаза:
"Волшебную Гору" можно читать огромное число раз - и каждый раз проживать новую историю, историю глазами какого-то персонажа, потому что второстепенных и "декоративных", неживых героев у Манна нет. Так уж случайно сложилось, что в этот, первый раз я проживал историю не главного героя, Ганса Касторпа, а историю его брата, Иоахима Цимсена. И при всем моем уважении к герру Касторпу я, тем не менее, могу с полной уверенностью сказать, что это - одна из прекраснейших историй, которые мне только доводилось переживать за всю мою жизнь. Но и историю Ганса я обязательно переживу - когда-нибудь, в следующий раз.
PS: Удивительную вещь эта книга может сотворить именно с книголюбами. По крайней мере, со мной она этот трюк провернула. Пока читаешь, ловишь себя время от времени на незаметной зависти - сколько же у них времени, сколько отдыха, сколько книг можно было бы за это время прочитать. Одумываешься, бьешь себя по щекам - нельзя, нельзя выпадать из жизни, ведь они несчастные люди. Но Волшебная гора уже очаровала тебя, ты уже в ее власти - и в бешеном жизненном ритме ты нет-нет, а услышишь ее тихий, одному тебе адресованный зов.
Оценил книгу
И снова времечко бежит,
Его теряем нерадиво,
А жизнь течёт неторопливо,
Весьма похожая на жизнь...
Юрий Лоза, "Резиновые дни"
Всё время, пока я читал "Волшебную гору", мне вспоминалась стародавняя притча о шести слепых мудрецах, которые решили узнать, на что похож слон. Наверное, ее все знают, но на всякий случай уточню: один ощупал бок слона и счел, что слон похож на стену, другой подержал в руках хобот и решил, что слон похож на змею, третьему достался хвост, и он сделал вывод, что слон похож на веревку, и так далее. Слепые спорили до хрипоты целый день, но так и не пришли к согласию.
"Волшебная гора" - это как раз такой слон. Томас Манн велик, многолик, глубок и необъятен, и речь отнюдь не о пресловутом количестве авторских листов, хотя этот роман - произведение весьма объемистое:)
"Волшебная гора" - виртуозное изображение мира в миниатюре. Планеты, суженной до размеров небольшого санатория в Альпах. Универсума, существенно деформированного самой средой пребывания и вместе с тем сохранившего все черты и свойства реального мира. Это удивительно глубокий философский роман со множеством причудливых переплетений и напластований, в котором не то что любая из сюжетных линий, но и лирические отступления, и даже отдельные реплики могли бы стать основой для самостоятельного произведения. Конечно, не столь объемного, но тем не менее.
Из-за этой многоплановости мне - лично для себя - было довольно сложно сформулировать, о чем этот роман. В голове прозвучал внутренний диалог - сколь краткий, столь же и невразумительный:
- О чем "Волшебная гора"? Ну, если в двух словах?
- О жизни.
- Хм... Ну, допустим. А жизнь - она о чем?
- .........................................
Подобно тем слепцам, которые экспериментальным путем выясняли, на что же похож слон, я нащупал в "Волшебной горе" несколько моментов, которые в наибольшей степени затронули меня лично. Весьма вероятно, что другие читатели этого произведения сочли наиболее значимыми совершенно другие вопросы и проблемы - что ж, тем и прекрасен Томас Манн, что каждый может найти что-то свое, созвучное его душе:)
Итак, для меня "Волшебная гора" - это прежде всего роман
о том, что "ко всему-то подлец-человек привыкает".
В какие условия ни помести людей, они непременно найдут способ к ним приспособиться. Пусть даже эти условия будут бесконечно далеки от обычной нормальной жизни, а сам механизм приспособления будет носить несомненные черты патологической адаптации.
Ибо патологическая адаптация - это не только алкоголизм, наркомания и все прочие "-измы" и "-мании", настигающие род человеческий. Это еще и сдвиги мировосприятия, вызывающие сильнейшее, вплоть до идиосинкразии, изумление у людей непосвященных. Иногда эти изменения обратимы, иногда - нет.
Манн описывает быт и нравы обитателей санатория с мягкой иронией. Иногда изображаемые им картины становятся уж совсем карикатурами, но даже в этих случаях преобладает не едкий сарказм, а снисходительность мудреца к неразумным, нестойким, неопытным. Из персонажей романа этот трезвый взгляд более всего присущ Сеттембрини и в какой-то степени - его вечному оппоненту Нафте, но и они оба в немалой степени карикатурны.
Обитатели санатория - небольшого замкнутого мирка, где есть тщательный уход и все необходимое для поддержания жизнедеятельности, - фактически превращаются в особую касту, решительно отличающуюся от внешнего мира. Поэтому-то в романе так часто повторяется рефрен "там внизу, на равнине", как бы проводящий резкую границу между больными, которые на основании одной лишь своей болезни ощущают свою причастность к некоему таинству и высшему знанию, и всеми остальными - "им, гагарам, недоступно" :) Поэтому-то дядя главного героя романа Ганса Касторпа, приехавший навестить племянника, чувствует себя не в своей тарелке при соприкосновении с этим мирком, - он совершенно не в состоянии понять, что случилось с племянником, которого он знал как рассудительного и трезвомыслящего молодого человека абсолютно от мира сего, и что вообще происходит в этом санатории. Недолгий визит дяди заканчивается поспешным и внезапным бегством, и его опасения можно понять - а вдруг это заразно? :) А оно и впрямь заразно, только для этого нужно больше времени.
Кстати, о времени: санаторий кардинально меняет его восприятие. Три недели, на которые Ганс Касторп приехал навестить своего кузена Иоахима Цимсена, воспринимаются самим Иоахимом и другими местными обитателями как один день - это вообще не срок, это ничто. На периоды длительностью меньше шести месяцев здесь не принято обращать внимания, более или менее значимым сроком считается даже не один год, а несколько лет. А ведь это - месяцы и годы полноценной, а не суррогатной ЖИЗНИ...
И для полной наглядности - предостерегающая цитата из беседы либерального интеллигента Лодовико Сеттембрини, носителя идеалов прогресса и гуманистических ценностей, с Гансом Касторпом:
Я мог бы рассказать о сыне и супруге, прожившем здесь одиннадцать месяцев, мы познакомились с ним. Он был, пожалуй, немного старше вас, да, постарше. Его отпустили как выздоровевшего, для пробы, и он вернулся домой, в объятия близких; там были не дяди, там были мать и жена; и вот он лежал целыми днями с градусником во рту и ни о чем другом знать не хотел. "Вы этого не понимаете, - говорил он. - Надо пожить там наверху, тогда узнаешь, что именно нужно. А у вас тут внизу нет основных понятий". Кончилось тем, что мать заявила: "Возвращайся наверх. Тут тебе больше делать нечего". И он сюда вернулся. Возвратился "на родину", - вы же знаете, те, кто здесь пожил, называют эти места своей "родиной". С молодой женой они стали совсем чужими, у нее, видите ли, не было "основных понятий", и ей пришлось от него отказаться. Она увидела, что "на родине" он найдет себе подругу с одинаковыми "основными понятиями" и останется там навсегда.
Сказывается и еще один фактор - дурацкий стереотип, который, однако же, прочно укоренился в общественном сознании. Озвучивает его наш главный герой в разговоре с тем же Сеттембрини:
...не подходят друг к другу болезнь и глупость, несовместимы они! Мы не привыкли представлять их вместе! Принято считать, что глупый человек должен быть здоровым и заурядным, а болезнь делает человека утонченным, умным, особенным. Такова общепринятая точка зрения.
Сеттембрини - умный, ироничный, трезвомыслящий (хотя и несколько излишне восторженный) эрудит - довольно жестко осаживает Ганса Касторпа. Однако расхожее мнение не становится от этого менее расхожим. К тому же оно очень удобно - обывателю, в глубине души сознающему, что он не наделен никакими особенными достоинствами, благодаря такой концепции становится как-то легче и проще уважать себя и возвыситься над теми, живущими "внизу, на равнине". Слаб человек...
о том, что где бы человек ни оказался, иерархизм и кастовость сознания останутся ему имманентны во веки веков, аминь.
Манн очень психологически точно рисует атмосферу, в которой формируются свои сословия и "клубы по интересам", патриции и плебеи, аристократы и дегенераты. Естественно, на характер этой новоиспеченной социальной стратификации накладывает отпечаток место действия и те обстоятельства, которые и привели местных обитателей в этот маленький альпийский санаторий.
Здесь утрачивают актуальность все различия, которые имели место между постояльцами санатория "там внизу, на равнине", сиречь в их прежней жизни. Социальный статус, имущественное положение, род занятий, возраст, уровень образования и интеллекта, национальная принадлежность - всё это и многое другое отходит на второй план. А на первый выходит ее величество Болезнь - отношение общества к тому или иному индивиду определяется прежде всего тем, чем именно и насколько тяжело он болен. Выстраивается четкая иерархия, в которой каждому отводится место в неписаном, но общепринятом табеле о рангах, и поведение большинства по отношению к тому или иному человеку диктуется именно характером и степенью тяжести его заболевания:
На легко больных здесь не очень-то обращают внимание, - он в этом убедился из многих разговоров. О них отзывались с презрением, на них смотрели свысока, ибо здесь были приняты иные масштабы, - и смотрели свысока не только те, кто были в чине тяжело и очень тяжело больных, но и те, кого болезнь затронула лишь слегка; правда, они этим как бы выражали пренебрежение к самим себе, зато, подчиняясь здешним масштабам, становились на защиту более высоких форм самоуважения. Черта вполне человеческая.
- Ах, этот! - говорили они друг о друге. - Да у него, собственно говоря, ничего нет, он, пожалуй, и права не имеет тут находиться: даже ни одной каверны не найдено... - Таков был дух, царивший в "Берггофе", - своего рода аристократизм, который Ганс Касторп приветствовал из врожденного преклонения перед всяким законом и порядком. Таковы были местные нравы.
Сложно не провести аналогию между бытом постояльцев санатория и, например, нравами и обычаями тюрем. И там, и там люди вынужденно отрезаны от внешнего мира, лишены многих знаков различия и возможностей самовыражения. И что же они делают? Правильно, изобретают собственные. И такое изобретение выполняет две важнейшие функции: во-первых, оно позволяет людям воссоздать некое подобие привычного мира (они ведь не родились в "Берггофе" и не свалились в него с Луны, а приехали туда во вполне сознательном возрасте), а во-вторых, дает ощущение полноты жизни. Не саму полноту, но как минимум иллюзию таковой.
о том, что события в романе происходят на рубеже первого и второго десятилетий ХХ века, и до первой мировой войны - рукой подать.
Как я уже упомянул в начале текста, санаторий "Берггоф" - точное изображение мира (ну, пусть главным образом Европы) в миниатюре. А там происходит очень много чего. Бурное техническое развитие и напрямую связанный с ним рост промышленного производства, научные открытия и изобретения, колониальная экспансия и территориальные притязания, поиски рынков сбыта и в конечном счете - потребность одних держав в переделе мира, а других - в его недопущении. И, естественно, постоянно нарастающее напряжение.
Мировые события находят пародийное, словно в кривом зеркале, отражение в жизни обитателей "Берггофа". Эмоции бурлят и ищут выхода; пациенты очертя голову бросаются то в одно, то в другое занятие. Они то самозабвенно участвуют в кутежах, организованных колоритным кофейным плантатором Пепперкорном; то с остервенением слушают пластинки вне зависимости от того, любят ли они музыку; то с жадностью дикарей набрасываются на фотографирование и проявку снимков; то устраивают спиритические сеансы; то раскладывают пасьянсы; то предаются еще какой-нибудь блажи.
И в конечном счете вся эта напряженность выливается в ссоры, скандалы и даже драки, вспыхивающие буквально на ровном месте, по самому ничтожному поводу и даже без такового. Читаешь описание драки между антисемитски настроенным коммерсантом Видеманом и еще одним коммерсантом по фамилии Зонненштейн - и поневоле вспоминаешь фразу о том, что история повторяется дважды: один раз в виде трагедии, другой - в виде фарса. И этот фарс, учиненный постояльцами "Берггофа", был карикатурным отображением трагических процессов, происходивших "там внизу, на равнине".
У Сальвадора Дали есть известное произведение "Мягкая конструкция с вареными бобами. Предчувствие гражданской войны". Хочется сказать, что заключительные главы "Волшебной горы" - полноценный литературный аналог этой картины.
А затем - война. И мы видим Ганса Касторпа - беззлобного, уравновешенного, не наделенного особыми способностями, но неглупого и склонного к размышлениям человека, - бегущим в атаку с винтовкой в руках под ураганным артиллерийским огнем противника. И что будет дальше с ним и с тысячами ему подобных, решительно неизвестно. "А из этого всемирного пира смерти, из грозного пожарища войны, родится ли из них когда-нибудь любовь?.."
А чтобы не заканчивать на минорной ноте, покажу-ка я картинку. Вот, пожалуйста - те самые слепые мудрецы и слон:)